Александр сладковский личная жизнь дети

Когда в 2010 г. Сладковский Александр Витальевич пришёл на пост главного дирижёра и художественного руководителя Государственного симфонического оркестра Республики Татарстан, недоброжелатели называли его за спиной «варягом» и «выскочкой». Однако долго плести интриги им не удалось, ведь за несколько лет маэстро смог не только полностью реанимировать лежащий в руинах коллектив, но и вывести его на мировой уровень.

Семья и музыкальное образование

20 октября 1965 г. в Таганроге родился знаменитый российский дирижёр Александр Сладковский. Семья маленького Саши состояла из музыкантов: его папа играл на кларнете, а мама была пианисткой. С пятилетнего возраста мальчик посещал находящуюся в Таганроге музыкальную школу им. Чайковского. Его руководителем была Нинель Ивановна Борцова. В 10 лет Сладковский переезжает в Москву и поступает в кадетское музыкальное училище. Спустя 3 года он попал в Большой зал Московской консерватории на выступление выдающегося советского дирижёра Юрия Темирканова и понял, что хочет связать свою жизнь с дирижированием. Впоследствии Александр Витальевич поступил на военно-дирижёрский факультет Московской консерватории им. Чайковского. Второе высшее музыкальное образование Сладковский получил в Санкт-Петербургской консерватории им. Римского-Корсакова, где его наставником был прославленный дирижёр, хормейстер и педагог Владислав Александрович Чернушенко.

Начало творческой карьеры

В 1997 г. в Театре оперы и балета при Петербургской консерватории состоялся дирижёрский дебют Сладковского. Первым музыкальным произведением, которое поставил маэстро, стала опера Моцарта «Так поступают все». В этом же году Александр Витальевич был принят на должность дирижёра в симфонический оркестр Академической капеллы Северной столицы.

В 1999 г. Сладковский Александр становится победителем Третьего международного конкурса дирижёров им. С. Прокофьева. С этого момента карьера молодого человека начинает стремительно взлетать вверх. В 2001 г. его приглашают на место главного дирижёра Государственного театра оперы и балета, где четырьмя годами ранее состоялся его дебют. Параллельно с этим он продолжал работать в Капелле Петербурга. В 2004-2006 годах маэстро занимал пост её главного дирижёра.

Дирижёрская деятельность во второй половине 2000-х

В 2005 г. Сладковский Александр совместно с Морисом Янсонсом работал над постановкой оперы Бизе «Кармен». Спустя год он был приглашён выдающимся виолончелистом Мстиславом Ростроповичем для подготовки программы «Неизвестный Мусоргский». Оба проекта, в которых принимал участие Сладковский, состоялись в Санкт-Петербургской консерватории и вызвали массу восторженных откликов со стороны зрителей и музыкальных критиков.

Во второй половине 2000-х годов Александр Витальевич дирижировал в симфоническом оркестре «Новая Россия», руководителем которого был Юрий Башмет. К этому времени слава о Сладковском распространилась далеко за пределы Российской Федерации, и многие музыкальные коллективы почитали за честь работать с ним. Он сотрудничал с оркестрами Дрездена, Будапешта, Сицилии, Белграда, Нижней Саксонии, принимал участие в крупных международных проектах, выступал вместе с Д. Мацуевым, Ю. Башметом, И. Богачёвой, Н. Петровым, М. Тарасовой и другими звёздами.

Переезд в Казань

После того как летом 2010 г. в Казани скончался главный дирижёр и руководитель Государственного симфонического оркестра Татарстана Фуат Мансуров, президент республики Рустам Минниханов лично пригласил Александра Витальевича занять вакантное место. Сладковский принял предложение Рустама Нургалиевича и вместе с женой Викторией переехал в Казань. Нового руководителя в Татарстане встретили без особой радости, ведь желающих возглавить коллектив было достаточно и среди местных деятелей искусства. За Александром Сладковским закрепились прозвища «варяг» и «выскочка», а из-за жёсткой манеры управления коллективом его стали называть «солдафоном». Однако вскоре приезжий дирижёр смог доказать всем, что не зря переселился в Казань. После того как он превратил оркестр в один из самых сильных профессиональных музыкальных коллективов в России, недоброжелатели у него за спиной вмиг замолчали.

Возрождение оркестра

Что же сделал для симфонического оркестра Татарстана Александр Сладковский? Биография дирижёра свидетельствует о том, что в 2010 году ему достался пpaктически разваленный коллектив, у которого не было ни новых инструментов, ни современного репетиционного зала, ни достойного репертуара. Музыканты получали мизерную зарплату и не были заинтересованы работать за такие деньги. Симфонические концерты не пользовались популярностью в Казани и проходили в полупустых залах.

Став худруком и главным дирижёром, Сладковский решил полностью сменить систему управления оркестром. В первую очередь он добился получения регионального гранта на 120 млн рублей. Денежные средства были направлены на закупку новых инструментов лучших марок и решение прочих материальных проблем оркестра. Александру Витальевичу удалось сделать пpaктически невозможное: при нём зарплаты музыкантов увеличились в 3 раза. Это позволило сделать профессию оркестранта в Казани престижной и востребованной. Однако повышение зарплаты было только половиной дела на пути к успеху. Чтобы сделать Государственный симфонический оркестр Татарстана одним из лучших музыкальных коллективов в стране, Сладковский требовал от подчинённых жёсткой дисциплины. Если раньше появиться на репетиции неподготовленным для оркестранта было обычным делом, то сегодня за подобное отношение к работе ему грозит увольнение.

Расширение репертуара, проведение фестивалей

Худрук Сладковский Александр добился значительного расширения репертуара оркестра. При его предшественнике музыканты давали в сезон не более 22 концертов, при этом половина из них повторялась. Сегодня они играют за этот же период 80 концертов, из которых 75 — новые. Александр Витальевич стал инициатором проведения в Казани таких международных симфонических фестивалей, как «Денис Мацуев у друзей», «Рахлинские сезоны», «Казанская осень», «Белая сирень», благодаря чему жители столицы получили возможность лично присутствовать на концертах всемирно известных исполнителей. Симфонический оркестр Татарстана под управлением Сладковского сегодня знают не только в России, но и за рубежом. Достижения маэстро не остались незамеченными на общегосударственном уровне. Весной 2016 г. В. Путин подписал указ о присвоении Александру Витальевичу звания Народного артиста России.

Симфонический оркестр и дети

Много усилий приложил к популяризации симфонической музыки среди подрастающего поколения Александр Сладковский. Дети, по его мнению, должны с ранних лет знакомиться с произведениями классиков, тогда в зрелом возрасте они будут с удовольствием посещать концертные залы. Чтобы вызвать у них интерес к симфонической музыке, дирижёр регулярно приглашает учеников средних школ на выступления своего оркестра.

Роль жены в творчестве маэстро

Благодаря Сладковскому симфоническая музыка в Казани сегодня стала пользоваться огромной популярностью. Концерты под его руководством проходят в переполненных залах. Управлять таким большим коллективом творческих людей совсем непросто, поэтому поклонники музыки часто интересуются тем, где находит в себе силы Александр Сладковский? Жена (фото внизу, крайняя справа), по словам самого маэстро, является его главной опорой и музой. Виктория Викторовна стала для Александра Витальевича не просто супругой, но и надёжной помощницей и крепким тылом в его нелёгком деле.

Сладковский не устаёт повторять, что состоялся как дирижёр только благодаря жене. Когда дирижёру предложили работать в Казани, Виктория сразу же его поддержала и вместе с ним переехала в столицу Татарстана. Она занимается решением всех вопросов, связных с работой мужа, ведёт деловые переговоры, составляет расписания концертов. Освободив дирижёра от рутины, Виктория Викторовна обеспечила ему возможность полностью отдаваться искусству и не отвлекаться на посторонние дела.

– В этом году исполняется 80 лет знаменитому композитору Софии Губайдулиной, – рассказывает Александр Сладковский. – Поскольку она из Казани, было бы странно, если бы на её родине не прошло масштабных музыкальных торжеств.

Перед открытием фестиваля современной музыки «CONCORDIA» известный дирижёр рассказал «АиФ» о своей работе.

«АиФ»: – Мужчины-творцы к дамам-коллегам зачастую относятся скептически… Мол, сиди дома, воспитывай детей.

А.С.: – С мнением «сиди дома» согласен. (Улыбается.) Основная роль женщины – растить детей, ухаживать за мужем. Уверен, что жена – это залог успешной карьеры мужчины. Чем она разумнее, адекватнее, чем больше любит творчество супруга, тем легче ему развиваться. В этом и есть миссия женщины. Шостакович, Федосеев, Щедрин – сколько замечательных карьер дирижёров, композиторов сложилось благодаря их музам!

«АиФ»: – Ну насчёт Родиона Щедрина я бы поспорила. Майя Михайловна сама всю жизнь творила.

А.С.: – Я знаю не понаслышке, что большую часть жизни Майя Михайловна посвятила Родиону Константиновичу. Насколько она трогательно и внимательно заботится о том, чтобы он писал свою музыку! Муза Шостаковича Ирина Антоновна – тоже самодостаточный человек. Но она вырастила детей. Сколько лет прошло после кончины композитора, а она по-прежнему посвящает жизнь пропаганде его творчества. И для Владимира Федосеева Ольга Доброхотова – опора во всех делах. Мне в этом плане тоже повезло. Жена Виктория – муза, поддержка.

«АиФ»: – Но «ухаживать за мужем» – это явно не про Губайдулину. О её жёстком хаpaктере ходят легенды… 

А.С.: – В любом правиле есть редкие исключения. Не так много женщин-композиторов, у которых имя мирового масштаба. Губайдулина – признанный гений XX и XXI веков. Её миссия – посвятить свою жизнь только музыке. А хаpaктер… София Асгатовна – абсолютно бескомпромиссный человек, не терпящий лжи, двуличия, фальши. В её музыке это отчётливо слышно. Её произведения делают людей честнее, порядочнее, чище. Она всегда проявляла колоссальную гражданскую позицию – ничего не писала «по заказу». Поэтому в советской системе координат была персоной нон грата. Кстати, на фестивале в Казани будут представлены лидеры советского авангарда – «русская тройка», как называли за рубежом Шнитке, Денисова и Губайдулину. Исполним мы и произведения моих очень добрых друзей, уже ставших классиками, – это, к примеру, Александр Чайковский, худрук Московской государственной филармонии. Прозвучит и современная татарская музыка. Я хочу сделать фестивали в Казани ежегодными и приурочивать их к важным событиям в музыке. К примеру, в следующем году – 80 лет Родиону Щедрину.

«АиФ»: – Я одного не понимаю: почему после Москвы, Санкт-Петербурга, Дрездена, Будапешта вы вдруг уехали работать в Казань?

А.С.: – Ответ прост: мне создали все условия, чтобы развивать такое направление музыкального искусства, как симфоническая музыка. А то, что мне посчастливилось работать в мировых музыкальных столицах, конечно, огромное подспорье… Я знаю, по каким законам работает моя отрасль. Счастлив, что образование получил именно в Петербургской консерватории, выпускниками которой были Темирканов, Гергиев, Симонов… Работая в Казани, дружу со всем миром. Меня приглашают выступать за границей, мои друзья работают в Америке, Японии, Европе и Азии. Музыкальный мир очень тесен, здесь нет никаких границ. Ведь благодаря взаимодействию талантов и рождаются на свет прекрасные произведения…

Смотрите также:

• «Бойкота России нет!». Дирижёр Госоркестра Татарстана о туристах и зрителях →
• Максим Венгеров: «Скрипачом я стал случайно!» →
• Когда дважды два – это пять →

Недавно главный дирижёр и художественный руководитель Государственного симфонического оркестра Республики Татарстан Александра Сладковского отметил юбилей. Обозреватель «Казанского репортера» вызнал историю его жизни.

– «Если выпало в империи родиться, лучше жить в глухой провинции у моря». Всё так, как писал Бродский? Вы же ведь родом из города, где на свет появился Чехов, скончался Александр I и дал клятву посвятить свою жизнь борьбе за свободу и счастье Джузеппе Гарибальди?

– Таганрог – чудный морской город! Моя мама жила там с пяти, что ли, лет. Там она в школу пошла. С подругами своими там училась, – тогда же женские гимназии ещё были. А потом судьба их разбросала. Кто-то на Запад попал. Были такие удивительные случаи. Одна из её подруг уехала в Париж, окончила Сорбонну, а потом, спустя десять лет, вернулась в Таганрог: «Господи! Да тут же ничего не изменилось!» Я родился в Таганроге. Сейчас приезжаю туда, и, спустя пятьдесят пять лет, могу сказать то же самое. Время там остановилось на эпохе Петра Великого. Я обожаю этот город, обожаю море. Но я же очень рано уехал оттуда. В десятилетнем возрасте поступил в кадетское музыкальное училище в Москве. Да, я возвращался в родной город на каникулы, но это была уже совсем другая жизнь. От Таганрога у меня осталось ощущение этакого южного шарма, аромата: запах шашлыков на пляже, семечки, которыми торговали бабули, чёрная икра, совершенно уникальный выбор рыбы, даже в те голодные достаточно времена на рынке всегда можно было купить паюсную икру… Когда я из Москвы приезжал на каникулы, бабушка распоряжалась: вон там икра стоит, не трогайте, это только для Саши. И климат, и море, и эта забота бабушкина – вот, что для меня город детства…

– Свободная жизнь, значит, полная наслаждений?

– Не совсем. В нашей семье, патриархальной такой, настоящей, с немецкими корнями, всё было очень строго, занятия по расписанию. Как в немецком языке – очень точная лингвистическая формула: нет ни одного лишнего слова, всё на своих местах. В моём детстве было так. Всё очень чётко. Нет, я никогда не был настроен на то, что в жизни будет всё белое, пушистое, мягкое и нежное. Мой дед отсидел в Сибири за то, что он был немцем. И у меня генетическая память осталась очень сильная. То, что он пережил, я не желал бы своим врагам. Я воспитывался в среде, которая учила сопротивляться обстоятельствам, системе, злу. Дед мой был очень уважаемым педагогом в авиационном техникуме. Он был инженером, закончил в 1935 году Новочеркасский индустриальный институт, основанный ещё в 1907 году как Донской политехнический институт. Сейчас это Южно-Российский государственный политехнический университет имени атамана Платова. Дедушка мой был очень большим мастером по авиационной сварке и пользовался совершенно фантастическим авторитетом. Так вот, несмотря на то, что получил по полной от власти, он сохранил человеческое достоинство и никогда никого не обижал. А бабушка была при дедушке – ухаживала за ним, занималась хозяйством, весь дом держался на бабуле.

У нас была огромная семья – мы жили в половине дома из трёх комнат ввосьмером: кроме меня, пpaбабушка, дедушка с бабушкой, мама, папа и два моих брата. Это было очень непросто. Мама была музыкантом. С папой немножко длинная история – мне было меньше года, когда они разошлись. Он рано ушёл из жизни от обширных инфарктов, последовавших один за другим. А отчим, который меня воспитывал, был инженер и музыкант. Они с мамой постоянно музицировали, преподавали и в училищах, и в школах музыкальных. В доме всегда бурлила жизнь, вечно были какие-то студенты, ансамбли, я просыпался под звуки музыки… Они очень интенсивно жили. Это был пример для меня.

– А для братьев? Они тоже музыкантами стали?

– Нет, один стал психологом, ведущий специалист в Таганроге. Он хоть и младший в семье, но по духу, наверное, самый старший из нас. Построил дом на той же территории, где дедушка с бабушкой жили. У нас там сад, довольно большой участок. Средний брат выучился на кларнетиста, но как-то не срослось у него с музыкой. Он получил второе образование, стал архитектором, сейчас в Москве, строит дома по своим проектам.

– Только Вам не удалось вырваться из плена музыки?

– А мне никогда и не хотелось чем-то другим заниматься. Я попробовал очень много профессий в своей жизни – и переводчиком был, и менеджером, занимался организацией поездок оркестров по Германии, но это была такая пауза между службой в армии и поступлением на оперно-симфоническое отделение дирижёрского факультета Санкт-Петербургской государственной консерватории. Это время я заполнил, как мне кажется, со смыслом. Я многое узнал из того, что мне потом пригодилось, услышал много музыки, восполнив пробелы, которые у меня возникли во время учёбы на военно-дирижёрском факультете в Московской консерватории, я очень многое передумал, очень многое переосмыслил. У меня было очень много времени побыть с самим собой. И пошёл в Санкт-Петербургскую консерваторию вполне осознанно.

Тогда, когда моим сокурсникам было по девятнадцать лет, мне уже было за тридцать. Это было очень жестоко по отношению к самому себе. Я не знал вообще, смогу ли я чего-то добиться хоть в маленьком моём масштабе. Возрастной ценз мешал этому невероятно. Двенадцать лет в карьере – очень большой срок для музыканта. Да и в любой профессии. И служба в армии была тяжёлым «хвостом». Уважаемые профессора считали, что с этим наследием я не могу претендовать вообще ни на что. И создавали мне невыносимую для существования среду. Было время, когда я боялся говорить, что у меня за плечами армейская служба. Я чувствовал себя изгоем. У меня были периоды такие, когда не было ни копейки на пропитание. На пачку сигарет двадцати копеек не было, не то чтобы одеться или барышень пригласить куда-то в кафе. Ой, я не знаю… Я не грёб никогда против течения. То, что я делал, было от души и не противоречило никаким законам – нравственным и мopaльным. Многое было в моей жизни, но это никогда не ломало меня. Я верил, что всё можно пережить ради великой цели – реализации тех возможностей, которые даны мне от природы. Для меня важно было полное погружение в эту среду и умение правильно потратить своё время. Я сидел в своей комнате в общежитии на улице Доблести и не мог оторваться от партитур. Я ведь поначалу очень много дирижировал бесплатно. Я хотел как можно выше взлететь. Не в смысле карьеры, хотя я понимал, что мне уже скоро тридцать три – возраст, когда, если дирижёр не становится главным, то маловероятно, что он чего-то добьётся. И всё, что можно было реализовать в тот момент, я реализовал. Премия III Международного конкурса дирижёров имени Сергея Прокофьева в 1999 году. И буквально через год я стал главным дирижёром Государственного театра оперы и балета Санкт-Петербургской консерватории.

– Когда-то Вы бедствовали, теперь Вы – один из самых богатых людей в сфере татарстанской культуры…

– Не один из, а самый богатый. Официально. Я же не скрываю свои доходы. Как госслужащий я каждый год их декларирую. Всё заработано честным трудом. Я езжу заграницу, получаю и там, и в России очень высокие гонорары, если выезжаю работать с другими оркестрами. В 2018 и 2022 годы – был пик таких поездок… Другим кажется, что всё в моей жизни безоблачно, и деньги сами с небес сыпятся, но, поверьте, всё это очень обманчиво. За таким богатством стоит огромная работа. Если я еду «Травиату» в «Геликон-опере» ставить – я её учу. Для того, чтобы иметь право встать за пульт, мало просто знать музыку, надо серьёзно попотеть над раскрытием её смысла. Каждую свободную минуту я садился за партитуру. И этот труд постижения неизбежен. Я бы мог, конечно, всю жизнь дирижировать только Пятой симфонией Чайковского, но…

– А зачем Вам много денег?

– С ними я получил возможность реализовать свои мечты. Дед ездил на трофейном мотоцикле BMW преподавать в техникум. Дедушкина фамилия была Вестнер. И студенты расшифровывали BMW как «Боевая Машина Вестнера». Я помню запах того мотоцикла с детства. Сейчас я купил себе BMW R1250GSA. Я могу себе позволить то, о чём в те годы даже помыслить не мог. Я купил себе дом здесь, в Зеленодольском районе, я купил себе дом в Юрмале – я очень этого хотел, я влюбился в этот город очень давно. И теперь я почти год не могу туда попасть. Люблю в Вене бывать, там я чувствую себя абсолютно в собственной среде. Я купил себе одну машину, вторую машину. Возле дома под Казанью у меня участок небольшой. Я его засадил колоссальным количеством всяких растений и пережил там трагическую судьбу кедров – летом два года назад было слишком жарко для них. Понимаете, хочу в свои годы немного пожить для себя. Я же никогда для себя не жил. Я наслаждаюсь этим, живу с открытым сердцем. И всё помогает мне творить.

– У Вас, вроде бы, есть сын?

– У меня трое детей – сын и две дочери. Сын – Станислав – закончил журфак Санкт-Петербургского университета, политическую журналистику там изучал. Когда он начинает говорить, я так тихо сажусь и слушаю: у него голова – реально Дом Советов. У него потрясающее базовое образование, он занимается какими-то политтехнологиями. Средняя дочь поёт попсу. Она – автор-исполнитель со своим фирменным именем, вторым, творческим – Тося Чайкина. Она сама играет на баpaбанах, на рояле, на всём, на чём возможно, прекрасно поёт, пишет тексты. У неё своя дорога, она имеет на это право, и я её всячески поддерживаю. А младшей дочке пятнадцать лет исполнилось. Маша учится при Санкт-Петербургской консерватории, играет на фортепиано, это её специальность. С молодых ногтей она была в детской труппе Михайловского театра. Сейчас тесно сотрудничает с Мариинкой. Она знает огромное количество музыки, у неё сильный хаpaктер, достаточно большой слуховой опыт. И я так понимаю, что она будет оперным режиссёром. Я очень рад, что все мои дети – достойные продолжатели нашего рода. А ещё у меня есть внук, которого зовут Александр Сладковский-младший, ему два с половиной года, – просто какое-то чудо. И внучка Катя – круглая отличница. Ей двенадцать лет, а она говорит по-испански так же свободно, как и по-русски. Мы почти всё время на связи со всеми. По телефону через день созваниваемся. А вживую общаться редко получается. Мы хотели в Прибалтику прошлым летом с сыном съездить, но не случилось. Только средства коммуникации выручают. Малой меня узнаёт и сразу же: «Деда».

– Получается, что Вы – счастливый человек?

– Я счастливый человек. Я имею всё, что когда-то хотел. Счастье – не когда ты всё имеешь, а когда ты получаешь удовольствие от того, что имеешь. Это ещё азербайджанский философ-писатель Бахтияр Мелик оглы Мамедов заметил. Счастье – это чувство меры. Чему учит музыка – так это как раз той самой мере. Если играть эмоционально, то это не должно быть чрезмерно эмоционально. Если играть в ансамбле, то должно быть всё прозрачно, ясно, чётко, музыкально, но в то же время дисциплинированно. Я так всю жизнь и ищу этот баланс.

– Вы постоянно живете в мире музыки?

– Да что Вы! Нет, нет, нет и ещё раз нет. Не буду говорить неправду. Если нет какого-то срочного заказа, где требуется учить музыкальный текст, не вставая из-за стола, я могу, допустим, с утра взять палочки скандинавские и пойти в лес. Я могу взять спортивную сумку и поехать в свой клуб, где занимаюсь спортом, плаваю в бассейне. Будет другое настроение, могу не вставать с кровати вообще, включить телек и целый день пролежать, листая в телефоне соцсети. Или могу пересматривать видеозаписи мастеров, которые мне очень близки. Я обожаю кино, триллеры с непредсказуемой развязкой. Я очень люблю комедии. Люблю истории, где герои побеждают непреодолимые обстоятельства.

– Из длительного карантина Вы вышли в новом образе, напоминающем этакого былинного богатыря: бородка, ружьё, стальной конь…

– Когда я сидел дома, мне не было нужды бриться. А на сцену надо выходить в академическом образе. Борода – ближе к пандемии, чем к сцене. Кончилось наше великое сидение, я сбрил с себя все воспоминания о нём. А мотоцикл и охота… Всё это время меня, помимо музыки, они вдохновляли, помогая пережить пандемию. У меня есть дома оружие. Я им увлекаюсь. Охота – страсть огромного количества мужчин. Но если ты можешь себе это позволить – это особое ощущение. У меня пока не было ни одного трофея, я пока стреляю по тарелочкам. Спорт и увлечения делают жизнь интереснее и насыщеннее.

– А друзья? Кто имеет шанс стать Вашим другом?

– Это нельзя спрогнозировать. Когда у тебя с человеком складываются деловые отношения, как правило, это цементирует. Ты находишь некие точки соприкосновения, которые нельзя уловить. В какой-то момент ты понимаешь, что ты нуждаешься в этом человеке. И помимо творческой и профессиональной кооперации ты получаешь ещё рядом с собой человека, с которым ты на одной волне, который тебя понимает прекрасно. Дружить – это не просто. Солисты, с которыми я встречался за четверть века, стали моими друзьями. Мне с ними понятно, приятно и во время репетиции, и во время концерта, и после. Мы видимся редко – это тоже большое подспорье в дружбе. Мы не обременяем друг друга ничем, но мы всегда готовы друг другу помочь. У меня есть друзья и не музыканты. Их очень мало, но я ими очень дорожу. С ними мы находим тот самый баланс, когда нет никакой навязчивости, никакой зависимости, а есть только радость общения. Я раньше к этому по-другому относился. Сейчас я этим гораздо больше дорожу. Твои друзья – это партитуры, которые удаётся сыграть.

– Кстати, о сыграть… Вы пpaктически всё, что Вам удаётся как дирижёру, как исполнителю, переводите в цифру. Желание остаться в вечности?

– Всё, что мы делаем с оркестром, сделано в высшей степени качественно, и я не имею права как дирижёр, просто оставить это в пустоте: сыграли, мол, ну и забыли… Я обязан не то, чтобы в вечности, их оставить, но я обязан оставить их в цифре, в том виде, которого они достигли в своём мастерстве. Я с ужасом думаю, что нет записей Натана Рахлина с его оркестром, а ведь ходят легенды об их концертах. После Фуата Мансурова что осталось? У оркестра не было ни буклета своего, ни летописи исполнительской, ни записи программ – что они играли, где они играли, с кем они играли… Как я могу оставить в небытии – хотя бы звуковом – то, чего этот оркестр добился? Так как мы сейчас работаем, не работает ни один оркестр. При всём уважении к коллегам, это так. Я понимаю, что условия у нас шикарные. Мы имеем такую мощную поддержку со стороны президента Республики и всей его комaнды, какой нет нигде в России. А как по-другому можно оставить после себя след – не в истории, нет, в памяти, которая продолжает жить, когда умолкнут звуки? Не каждый оркестр играет циклами Симфонии Чайковского и Шостаковича, не каждый оркестр может сыграть Первую, Пятую и Девятую симфонии Малера так, чтоб попасть в один бокс с Кириллом Кондрашиным. Я просто фиксирую то, что моя комaнда может исполнить.

– Ох, как трудно прожить только на классике… Вы кормились когда-нибудь музыкальным фастфудом?

– И это было в моей жизни. За музыкальный фастфуд платили колоссальные деньги по тем временам. Полгода я мог спокойно жить после одного такого концерта. Да, я шёл на компромиссы, чтоб не умереть с голоду. Понимаете? Поэтому я прошёл через такого рода творческие унижения. Мне не стыдно, потому что всё было сыграно очень качественно – с разными оркестрами, с разными солистами, в разных жанрах, но я же владел этим, я же играл джаз в своё время. Джаз-рок для меня сфера такая очень близкая. Я вообще считаю, что чем шире диапазон владения стилями у любого музыканта, тем он просто богаче по своим возможностям. Я сейчас не буду называть имён тех людей, с которыми произошла эта история, но два совершенно гениальнейших музыканта современности после концерта, закончившегося заполночь, пришли в отель, где все рестораны уже были закрыты. Они злые и голодные. И третий, тоже наш общий друг, очень уважаемый и большой человек, посылает своего водителя в Макдональдс и кормит этих артистов фастфудом. Фастфуд спас жизнь этим артистам. Это реальная история, совсем не так давно произошедшая. То же самое и в мире музыки. Можно съесть полбулки с котлеткой и похрустеть жареным картофелем, чтоб не умереть с голоду… Всякое было в жизни… Но на сегодняшний день я один из самых счастливейших дирижёров, потому что я работаю в среде, где всё, что я делаю, востребовано, где я могу реализовать себя, и всё этому благоволит и помогает. У меня есть всё необходимое, чтобы двигаться дальше, расти, развиваться. А планов у меня очень много. Сбудутся ли? На всё Божья воля.

Зиновий Бельцев.